Сергей Нагаев - Владимир Ост. Роман
– Дай фотку-то глянуть.
Наводничий со значительным видом достал из кофра снимок размером 10 на 15 и передал Хлобыстину.
Тот, едва рассмотрев фотографию в свете фонаря, присвистнул.
– Ну как? – сказал Василий. – Махрепяку это впечатлит. Скажи?
– И не только Махрепяку.
– Его телку тоже, имеешь в виду?
– Нет. Имею в виду – нашего Вовца.
– А, да, он тоже, я думаю, оценит.
– Не то слово, – задумчиво сказал Хлобыстин и, вернув фото Василию, закурил. – Теперь нашему Вовчику остается только повеситься.
– С чего это? – сказал Наводничий, закрывая саквояж, в который спрятал фотографию.
– Неизвестно, для кого эта фотка большее попадалово – для Махрепы или для Вовы.
– Ты о чем?
– Эта мамзель на фотке, знаешь, кто? Анька с нашей фирмы.
– То есть… какая Анька?
– Догоняешь? Она и есть лямур нашего Вовчика.
– Вот это ба-бах.
– Не ба-бах, а трах-тарарах.
– Трах-перетрах.
– Вот именно.
– Ты точно уверен?
– Да чего, я ее лица, что ли, не знаю?
Наводничий вновь вынул из кофра фотоснимок.
– Ну-ка, посмотри еще раз. Может, не она все-таки?
Хлобыстин посмотрел, затем, неотрывно глядя на фото, сделал несколько шагов в сторону ближайшего фонаря, выпустил сигаретный дым, и протянул снимок подошедшему Василию.
– Отвечаю – она. Это Аньчик.
– Хорошенькая история.
– История – улет.
– Да. Ты думаешь, что он реально может из-за нее повеситься или, там, еще что-то такое?
– Вовец-то? Мне кажется, запросто.
– Да ладно тебе, – Василий помахал в воздухе фотографией. – В нашем возрасте из-за телок уже не вешаются.
– Смотря – кто. Чего теперь делать будем?
– А что мы можем сделать?
– Может, не покажем ему фотку? – спросил Григорий.
– Как? Он сейчас придет и, скорей всего, первым делом попросит карточку посмотреть.
– Да.
– А может, он не придет? – с надеждой предположил Василий.
– Было бы, конечно, хорошо, чтобы не пришел. Ты тут уже успел осмотреться? Где «мерс» Махрепяки?
– Нет нигде. Я и во двор заходил – нету. Вон «Ока» стоит, как раз под окном квартиры, видишь? Я думаю, на ней он и приехал. Хотя не уверен.
– Да? А почему не на «мерине»?
– Откуда я знаю. Вообще-то неважно, почему он не на «мерсе». Важно, его это «Ока» или нет. Чтобы мы знали, где его ждать – у этой арки или у другой, через которую к метро ближе – если он на метро приехал.
– Так лучше вообще пойти во двор, к подъезду. Из подъезда-то один выход, там не промахнемся по-любому, – Григорий даже повернулся к арке двора, слово собирался уже туда идти..
– Во дворе всего один фонарь и тот не горит, я со двором вариант уже просчитал. Там такая темень, что… Вот представь себе: мы даем Махрепяке карточку посмотреть, а он там ни черта не видит. И чего? Да и если мы к нему в темноте подкатим, он может подумать, что мы налетчики какие-нибудь, начнет глупости делать. Короче, лучше бы где-то в этом переулке, или там, на Трехсвятительском, его подкараулить.
– Да хрен ли гадать, встань-ка за дерево, я сейчас, – сказал Хлобыстин и уверенной походкой направился к «Оке».
Подойдя к машине, он встал к ней задом, посмотрел по сторонам, стукнул пяткой в автомобильное крыло и под завывания сработавшей сигнализации быстрым шагом вернулся к Василию.
Они укрылись за толстым стволом и стали наблюдать оттуда за окном на третьем этаже. Долго ждать не пришлось. Из-за края бордовой занавески в окне появился мужчина, он посмотрел вниз, на «Оку», покрутил головой, оглядывая улицу, затем сигнализация резко смолкла.
– Ну, все понятно: тачка его, – сказал Григорий.
– Ага. Он, кстати, одетый был.
– Я заметил. Перепихнулись уже. Скоро, наверно, выйдут. Может, нам смыться, а завтра тогда без Вовы сюда придем и уже спокойно все обтяпаем вдвоем?
– О! Нет! Идея! Гриша, я понял, что надо сделать. Ты с Вовой где договорился встретиться – там, где мы с тобой встретились?
– Ну да, у входа в церковь.
– Ну вот. Давай мы с тобой подождем Махрепяку прямо в подъезде и там все с ним обговорим. А Вованище, даже если придет к церкви, то там будет стоять и нас ждать, понимаешь? И мы потом к нему выйдем и скажем, что все уже готово, а карточку мы, вроде бы, отдали Махрепяке, чтоб он подумал.
– А мы ему карточку отдадим?
– Да можно и отдать, у меня запасная есть.
– А, ну да, у тебя же еще и пленка, карточек ему можно хоть десять дать. Двигаем в подъезд, – сказал Хлобыстин и пошел к арке, которая вела во дворик дома №2 по Хитровскому переулку.
– Слушай, насчет пленки… э-э… – неуверенно сказал Наводничий, но не стал продолжать и последовал за Григорием.
В тесном дворике действительно была тьма.
Друзья быстро дошли до подъезда, но когда Хлобыстин дернул за дверную ручку, выяснилось, что внутрь попасть невозможно: не пускал кодовый замок.
– В подъезде капкан устроить не получится, – констатировал Василий.
– Послушай, чего мы как два дурака?
– В смысле?
– Если Вовец будет стоять у церкви, а мы где-то здесь, то нас он, конечно, не увидит, но Махрепяка-то после, как мы с ним тут побалакаем, пойдет с Анькой к «Оке», а «Оку» от церкви видно как днем. И Вовчик точно увидит Аньчика, когда она к тачке подойдет.
– Да? Ну он с такого расстояния может ее и не узнать. Хотя… скорей всего, узнает. Черт!
– Дурдом по нам плачет. Пошли обратно.
Друзья вышли на свет, в переулок, постояли и отошли чуть левее, к подъезду соседнего дома.
Хлобыстин снова закурил и осторожно направился по тротуару обратно, чтобы заглянуть за угол церкви и посмотреть, не появился ли у ее входа Осташов.
– Там? – тихо спросил Наводничий, когда Григорий миновал арку и остановился и стал всматриваться в полумрак у храмовой двери.
– Нет никого, – ответил Хлобыстин через несколько секунд и зашагал к Василию.
– А знаешь, что я думаю? – сказал Василий. – Мы вообще зря из-за Володи паримся. Это, наоборот, даже хорошо, что он сразу узнает про свою бабу. Узнает – и прощай любовь, завяли помидоры. Неприятно, конечно, такое увидеть, это я не спорю, зато как ножом все отрежет.
– Хэ-зэ, – сказал, подойдя к нему, Григорий. – Тут не угадаешь, что лучше. О, глянь, что там наверху.
Наводничий поднял голову и увидел на стене, прямо над дверями подъезда, около которого они стояли, барельефное изображение двух скрещенных топоров.
– Интересно, что это значит? – сказал Василий. – Странный домишко.
– И главное дело, красным цветом покрашен. Как будто здесь пожарная команда живет.
Два нижних этажа дома №4 по Хитровскому переулку действительно были выкрашены в красный.
Увидев старика, который неспешно прогуливал по переулку песика неопределенной породы, Наводничий сказал:
– Бать, а бать, не подскажешь, почему здесь топоры на стене налеплены?
– Это эмблема саперов, – ответил тот. – В этом доме общежитие инженерной академии размещается. С советских времен еще. А вы тут что ищете?
– Все понятно, дед, спасибо! – отрезал Хлобыстин.
– Спасибо, – примирительным, подчеркнуто вежливым тоном компенсировал грубоватость товарища Василий. – Удачи вам.
Старик фыркнул, видимо, недовольный тем, что с ним не захотели покалякать, и, зарывая ноги в свежевыпавший снег, зашаркал дальше.
– Ну чего, как там у нас дела? – сказал Григорий и, сойдя с тротуара, посмотрел на окно квартиры Кукина. – Так, Васек, минутная готовность – свет погас.
Оба подошли к арке.
В душе Василия последние четверть часа зрело и теперь вполне созрело раздражение по поводу той суетливости и метаний, которыми обернулось их желание уберечь Осташова от суровой правды жизни. Тут, понимаете ли, предстоит серьезное дело, битва за деньги, рубка на топорах за бабло, а человек, думал о себе Наводничий, вынужден, вместо того чтобы сосредоточиться на деталях операции, заниматься какими-то ничтожными, пустыми хлопотами. Это все болван Хлобыстин начал: «Надо сделать так, чтобы Вовец фотку не увидел». «Фотку»! Впрочем, Василий и сам беспокоился в этот ответственный момент не только о деле, но и о сердечных проблемах друга. И это было особенно досадно. Потому что это было непрофессионально – отвлекаться на посторонние заботы. Василий был очень недоволен.
– Фотка под рукой? – спросил Хлобыстин, слегка попрыгивая то на одной, то на другой ноге, словно разогревающийся запасной игрок у кромки футбольного поля.
– Да вот она, фотка, – ответил Наводничий, показывая край фотоснимка, торчавший из широкого бокового кармана его куртки. – Тьфу! Не фотка, а карточка! Достал ты уже своими отстойными словечками! – Василий начал подпрыгивать, передразнивая Григория: – «Фотка», «ништяк фотка».
– Да сам ты…
– Ну и где эта «ништяк фотка»? – услышали друзья у себя за спиной голос Осташова и, мгновенно прекратив бег трусцой на месте, переглянулись. На их лицах было такое изумление, будто они и предположить не могли, что могут хоть когда-либо узреть Владимира в этом переулке.
